Неточные совпадения
Однако кособрюхие не сразу испугались, а сначала тоже догадались: высыпали из мешков толокно и стали ловить
солнышко мешками. Но изловить не изловили, и только тогда,
увидев, что правда на стороне головотяпов, принесли повинную.
— Няня! Не
видишь, что ребенок выбежал на
солнышко! Уведи его в холодок; напечет ему головку — будет болеть, тошно сделается, кушать не станет. Он этак у тебя в овраг уйдет!
Татьяна Марковна любила
видеть открытое место перед глазами, чтоб не походило на трущобу, чтоб было
солнышко да пахло цветами.
Видел, как собака лежит-лежит на
солнышке и задремлет (Бахарев изобразил, как дремлет на солнце собака)…
Я вдруг поднялся, спать более не захотел, подошел к окну, отворил — отпиралось у меня в сад, —
вижу, восходит
солнышко, тепло, прекрасно, зазвенели птички.
— У рыбы кровь холодная, — возразил он с уверенностию, — рыба тварь немая. Она не боится, не веселится; рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, — продолжал он, помолчав, — святое дело кровь! Кровь
солнышка Божия не
видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
— Да Антон мяловский
видел. «Иду я, говорит, — уж
солнышко книзу пошло — лесом около великановской межи, а „он“ на березовом суку и висит».
Теперь не знаю, что тебе сказать — на твое сердечное излияние. И я в тумане. Авось явится
солнышко. Все в каком-то недоумении. Невольно продолжается то, что было при тебе. Просто чудеса! Видно, так надобно для испытания. Дело необыкновенное. Не испугайся, когда
увидишь меня…
Солнышко погревало его, и сон стал его смаривать. Помада крепился, смотрел зорко в синеющую даль и
видит, что идет оттуда Лиза, веселая такая, кричит: «Здравствуйте, Юстин Феликсович! здравствуйте, мой старый друг!»
Не
увижу я Сергеевки и ее чудного озера, ее высоких дубов, не стану удить с мостков вместе с Евсеичем, и не будет лежать на берегу Сурка, растянувшись на
солнышке!
Я обрадовался этому случаю и изо всей силы затянул «дддд-и-и-и-т-т-т-ы-о-о», и с версту все это звучал, и до того разгорелся, что как стали мы нагонять парный воз, на кого я кричал-то, я и стал в стременах подниматься и
вижу, что человек лежит на сене на возу, и как его, верно, приятно на свежем поветрии
солнышком пригрело, то он, ничего не опасаяся, крепко-прекрепко спит, так сладко вверх спиною раскинулся и даже руки врозь разложил, точно воз обнимает.
Редакционная компания «Листка» гуливала часто. Как-то летом, до
солнышка, вышла она из загородного ресторана и
увидела, что едет огромная фура для перевозки мебели, запряженная парой огромных битюгов, в ней была навалена солома для упаковки.
— Смолоду, батюшка-государь, — отвечал Перстень, кланяясь и сгибая колени, — оба смолоду ослепли! И не припомним, когда
солнышко божее
видели!
— А премилая мать его собрала заране все семена в лукошко, да и спрятала, а после просит
солнышко: осуши землю из конца в конец, за то люди тебе славу споют!
Солнышко землю высушило, а она ее спрятанным зерном и засеяла. Смотрит господь: опять обрастает земля живым — и травами, и скотом, и людьми!.. Кто это, говорит, наделал против моей воли? Тут она ему покаялась, а господу-то уж и самому жалко было
видеть землю пустой, и говорит он ей: это хорошо ты сделала!
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько шагов к ближнему углу избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и
солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я пойду покуда до берега: на лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб,
видя, что жена не трогалась с места и переминалась с ноги на ногу.
— Как
увижу тебя — словно в
солнышке греюсь… и про всё позабуду, и на счастье надеюсь… Хорошо жить, такую красотку любя, хорошо, когда
видишь тебя…
Овод жужжит и кусает,
Смертная жажда томит,
Солнышко серп нагревает,
Солнышко очи слепит,
Жжет оно голову, плечи,
Ноженьки, рученьки жжет,
Изо ржи, словно из печи,
Тоже теплом обдает,
Спинушка ноет с натуги,
Руки и ноги болят,
Красные, желтые круги
Перед очами стоят…
Жни-дожинай поскорее,
Видишь — зерно потекло…
— Ну, вот
видите! Не лгу же я! Да и зачем лгать, коли сам собственными глазами все
видел! Только вот, смотрю я, солнышко-то уж книзу идет, а нам в тот же день надо было покончить с Рахиным, чтобы разом, знаете, раздавить гидру — да и шабаш!
— Близехонько, крестной! — отвечал с колокольни мальчик, — на самом выгоне — вон уж поровнялись с нашими, что засели на болоте; да они их не
видят… Впереди едут конные… в железных шапках с хвостами… Крестной! крестной! да на них и одежа-та железная… так от
солнышка и светит… Эва! сколько их!.. Вот пошли пешие!.. Эге! да народ-то все мелкой, крестной! Наши с ними справятся…
— Родимый ты мой, Арефа Кузьмич! — причитала она истошным голосом, обнимая мужа за ноги. — И не думала я тебя в живых
видеть,
солнышко ты мое красное!..
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
«Свет наш
солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас
видишь под собой.
Архип. Полно грешить-то! Тебе жить да жить! Мне вот, Афоня, уж вовсе жить незачем, а я все живу. Бог-то знает, что делает. Что я за человек стал! Красного
солнышка, ясного месяца я не
вижу, зеленых лугов тоже, студеной водицы и всей твари божьей тоже не
увижу никогда. А больней мне всего, что не
вижу я светлого лица человеческого.
Некоторые привели мы выше, напр. описание степи. Другие можно
видеть в стихотворениях, помещенных в конце этой книжки, особенно в «Урожае», «Песне пахаря», «Что ты спишь, мужичок», «Светит
солнышко» и др.
— Великий благодетель нам Петр Спиридоныч, дай ему, Господи, доброго здравия и души спасения, — молвила мать Назарета. — День и ночь за него Бога молим. Им только и живем и дышим — много милостей от него
видим… А что, девицы, не пора ль нам и ко дворам?.. Покуда матушка Манефа не встала, я бы вот чайком Василья-то Борисыча напоила… Пойдем-ка, умницы, солнышко-то стало низенько…
Не того Стуколова, что
видела недавно у Патапа Максимыча, не старого паломника, а белолицего, остроглазого Якимушки, что когда-то, давным-давно, помутил ее сердце девичье, того удалого добра молодца, без которого цветы не цветнó цвели, деревья не краснó росли,
солнышко в небе сияло не радостно…
—
Видишь,
солнышко близится, скоро народ подыматься учнет — нехорошо, как тебя на деревне
увидят, парни у нас бедовые…
— Не ропщу я на Господа. На него возверзаю печали мои, — сказал, отирая глаза, Алексей. — Но послушай, родной, что дальше-то было… Что было у меня на душе, как пошел я из дому, того рассказать не могу… Свету не
видел я —
солнышко высоко, а я ровно темной ночью брел… Не помню, как сюда доволокся… На уме было — хозяин каков? Дотоле его я не видывал, а слухов много слыхал: одни сказывают — добрый-предобрый, другие говорят — нравом крут и лют, как зверь…
И кого умудрит Господь уразуметь тайную силу его, тот
видит ее и в зорях алых, и в радуге семицветной, и в красном
солнышке, и в ясном месяце, и в каждом деревце, в каждой травке, в каждом камешке…
Даже бледная слепая Лидочка — и та чувствовала себя гораздо лучше, нежели в городе или на даче. Целыми днями просиживала она в саду, греясь на
солнышке, вдыхая аромат цветов, росших в изобилии на клумбах и куртинах, и прислушиваясь к пению птичек. Она смутно желала снова услышать серебристый голосок и звонкий смех странной девочки, называвшей себя феей. Но девочка не появлялась больше, и маленькая слепая потеряла всякую надежду
увидеть ее.
— Заснула опять, и снова он мне пригрезился. Снилось мне, что идем мы с ним цветистым лугом, утро будто бы летнее, раннее, на мураве-траве и на цветах еще роса не высохла, поляна далеко, далеко расстилается, и идем мы с ним уже давно, и я притомилась. «Сем-ка присядем», — говорю я ему. Выбрали мы местечко, уселись,
солнышко так хорошо пригревает, кругом все тепло да радостно, вдруг,
вижу я змея большая-пребольшая вокруг него обвивается и в горло ему жало впускает, я как вскрикнула и опять проснулась…
Переменились одни декорации: утих однообразный шум капели, исчезла и светлая точка на пузыре одинокого окна; вместо их серебряная кора облепила углы стен и пазы потолка; а светлую точку, сквозь которую узник
видел небо с его
солнышком и вольных птичек, покрыла тяжелая заплатка.
— Опять целую вечность я вас не
видела, граф… Он положительно, как красное
солнышко осенью, покажется и нет его… — обратилась она к сидевшим в гостиной хозяйке и другим дамам… — Приедет ко мне с визитом, насмешит меня до слез и затем скроется на несколько недель.
Взошедшее
солнышко застало Пизонского на ногах и заставило встрепенуться. Он взглянул за реку, и,
увидев, что в окне протопопского дома сидит белый отец Туберозов, он поклонился ему торопливо и нескладно. Но зато ему показалось, что и в поклоне отца Туберозова тоже не было ни достоинства, ни твердой уверенности, которые всегда отличали все движения протоиерея.